Совесть – это нравственная категория, которая неизвестна большинству наших политиков.

Итак, по теме №1 нашего спецкурса: «Дьявольское искусство политики» мы обозначили три фундаментальных квалификационных требования теста на профпригодность профессионального политика: ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ, отданное людям!;   ЧИСТЫЕ РУКИ; ХОЛОДНАЯ ГОЛОВА.

Пытаясь раскрыть эти императивные (безусловные) требования, подбирая материалы для теста на  профессиональную пригодность политика, мы  обнаружили,  что лучшее новое – это давно забытое старое.

·       Начнем хотя бы с того, что Политка -  искусство компромисса.  Идя на компромис, мы заключаем сделку с совестью?

Но  "...Даже незначительное отступление от истины не проходят для человека даром. Как говорил Николай  Рерих, сегодня - маленький компромисс, завтра - маленький компромисс, а послезавтра - большой подлец!».

Да, помилуйте,  как же не стать подлецом, занимаясь политикой?

-Всегда слушать голос совести.

Сомневаться можно во всем. "Подвергай все сомнению" - сказал мудрец.

·       Но есть нечто такое, в правоте чего сомневаться невозможно. Это человеческая совесть.

Помните, как это у Кима:

Оказывается, совесть - Это нравственная категория, Позволяющая безошибочно Отличать дурное от доброго...

"Безошибочно отличать"... Непогрешимость совести заложена в самом ее существе и отражена недвусмысленно в определении.

Совесть - абсолютный критерий, истина в последней инстанции, если дело касается нравственных проблем.

По нашему мнению, вставшие в последнее время перед нашими политиками вызовы, носят именно  характер нравственных проблем. (Иллюстрация этому: парламентские баталии и гротескные ТВ-шоу «Свобода слова»)

Поэтому хотелось внимание будущих политиков обратить к  прописным истинам, которые должны быть  привиты в детстве. «Крошка сын к отцу пришел. И спросила кроха….». Однако, ныне действующая, не к ночи будет сказано, - «элита» убедительно демонстрирует, что - не имеет «ни стыда ни совести».

Эту тему,  под несколько другим углом, мы уже  освещали на страницах НП: "Без базовых моральных устоев общество обречено"  Сейчас дополним её таким существенным понятием как совесть.

·       Церковь по этому поводу говорит следующее.

Совесть - это стыд перед людьми и самим собой за свой эгоизм. Ощущение совести характеризует наивысшую стадию развития человеческого в личности.  На этой наивысшей стадии, начинает ощущать разницу между собой и свойством абсолютного альтруизма, - Творцом. Не ощущая Творца непосредственно, человек сравнивает себя с другими людьми и со своими нравственными критериями, полученными им через воспитание.

Существует мнение, что отрыв от Творца — это корень всех страданий в мире, поэтому совесть это самое кошмарное и тягостное переживание человека^[2].

И оттого мы склонны подчиняться тем нравственным ценностям, которые нам диктует окружение, жить в соответствии с порядком установленных им приоритетов.

 

·      Угрызения совести.        "Когда никто не видел, и никто не узнает, а что-то все равно мучает – это совесть".

Снижение самооценки, известное в просторечии как «угрызения совести» иногда становятся причиной суицида. Генерал армии, А. В. Горбатов, в конце 1930-х прошедший сталинские лагеря на Колыме, описывает подобный случай^[1]:

Моим соседом по нарам был в колымском лагере один крупный когда-то работник железнодорожного транспорта, даже хвалившийся тем, что оклеветал около трехсот человек.  Хотя я не скрывал крайнего нерасположения к этому теоретизирующему клеветнику, тот почему-то всегда старался завести со мной разговор. Меня это сначала злило; потом я стал думать, что он ищет в разговорах успокоения своей совести. Но однажды, будучи выведенным из терпения, сказал ему: — Ты и тебе подобные так сильно запутали клубок, что распутать его будет трудно. Однако распутают! Если бы я оказался на твоем месте, то давно бы повесился… На следующее утро его нашли повесившимся. Несмотря на мою большую к нему неприязнь, я долго и болезненно переживал эту смерть.

 

·      Славянское слово совесть значит со-весть, т.е. со-вестник, который ведает наши добрые и злые дела. Совесть называют голосом Бога в человеке :

Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное,- помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон.  Последуя сему закону, то есть совести, патриархи и святые прежде неписанного закона угодили Богу. Но когда люди, чрез грехопадение, зарыли и попрали её, тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужно сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть её (совесть), чтобы засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей. Ныне же в нашей власти или опять засыпать её, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она снова говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать её, тогда мы засыпаем её, и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но, как светильник, сияющий за завесою, начинает показывать нам вещи темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша, так что нам кажется, будто её вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть, как мы уже сказали, нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем её (Душеполезные поучения).

 

·       У Салтыкова-Щедрина есть сказка "Пропала совесть", которая показывает, насколько живо в человеке чувство совести и как может оно, внезапно проснувшись, изменить всего человека, даже, казалось бы, уже совсем пропащего. Мы рекомендуем прочитать и обсудить со своими детьми отрывок ценного в нравственном отношении произведения русского классика.

ПРОПАЛА СОВЕСТЬ Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека; ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло; люди не шли, а как будто неслись: ничто не огорчало их, ничто не заставляло задуматься; и настоящее, и будущее – все, казалось, так и отдавалось им в руки, – им, счастливцам, не заметившим о пропаже совести. Совесть пропала вдруг... почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг... ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на Божий мир и радоваться; мудрые мира поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их движения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы. Люди остервенились; пошли грабежи и разбои, началось всеобщее разорение. А бедная совесть лежала, между тем, на дороге, истерзанная, оплеванная, затоптанная ногами пешеходов. Всякий швырял ее, как негодную вещь, подальше от себя; всякий удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может валяться такое вопиющее безобразие. И Бог знает, долго ли бы пролежала таким образом бедная изгнанница, если бы не поднял ее какой-то несчастный пропоец, позарившийся с пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за нее шкалик. И вдруг он почувствовал, что его пронизала словно электрическая струя какая-то. Мутными глазами начал он озираться кругом и совершенно явственно ощутил, что голова его освобождается от винных паров и что к нему постепенно возвращается то горькое сознание действительности, на избавление от которого были потрачены лучшие силы его существа. Сначала он почувствовал только страх, тот тупой страх, который повергает человека в беспокойство от одного предчувствия какой-то грозящей опасности; потом всполошилась память, заговорило воображение. Память без пощады извлекала из тьмы постыдного прошлого все подробности насилий, измен, сердечной вялости и неправд; воображение облекало эти подробности в живые формы. Затем, сам собой, проснулся суд... Жалкому пропойцу все его прошлое кажется сплошным безобразным преступлением. Он не анализирует, не спрашивает, не соображает; он до того подавлен вставшею перед ним картиною его нравственного падения, что тот процесс самоосуждения, которому он добровольно подвергает себя, бьет его несравненно больнее и строже, нежели самый строгий людской суд... Льются рекой покаянные пропойцевы слезы, останавливаются перед ним добрые люди и утверждают, что в нем плачет вино. – Батюшки! не могу... несносно! – кричит жалкий пропоец, а толпа хохочет и глумится над ним. Она не понимает, что пропоец никогда не был так свободен от винных паров, как в эту минуту, что он просто сделал несчастную находку, которая разрывает на части его бедное сердце. Если бы она сама набрела на эту находку, то уразумела бы, конечно, что есть на свете горесть, лютейшая всех горестей, – это горесть внезапно обретенной совести. Она уразумела бы, что и она – настолько же подъяремная и изуродованная духом толпа, насколько подъяремен и нравственно искажен перед нею пропоец. 1869 Михаил Евграфович САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

 

Полагаем достаточно, для тех, в ком это есть, чтобы крепче утвердиться в вере. Ну, а для тех, у кого  нет, -читайте перед сном историю генерала Горбатова, или –Иуды Искариота (у нас его звали Морозом). Не  теряйте надежду - проснется…